Неточные совпадения
Рыбачьи
лодки, повытащенные на берег, образовали на белом песке длинный ряд темных килей, напоминающих хребты громадных рыб. Никто не отваживался заняться промыслом в такую погоду. На единственной улице деревушки редко можно было увидеть человека, покинувшего дом; холодный вихрь, несшийся с береговых холмов в пустоту горизонта,
делал открытый воздух суровой пыткой. Все трубы Каперны дымились с утра до вечера, трепля дым по крутым крышам.
Катерина. Такая уж я зародилась горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что
сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно, я выбежала на Волгу, села в
лодку, да и отпихнула ее от берега. На другое утро уж нашли, верст за десять!
В черной коляске, формой похожей на
лодку, запряженной парой сухощавых, серых лошадей, полулежала длинноногая женщина; пышные рыжеватые волосы, прикрытые черным кружевом,
делали ее лицо маленьким, точно лицо подростка.
На фрегате ничего особенного: баниосы ездят каждый день выведывать о намерениях адмирала. Сегодня были двое младших переводчиков и двое ондер-баниосов: они просили, нельзя ли нам не кататься слишком далеко, потому что им велено следить за нами, а их
лодки не угоняются за нашими. «Да зачем вы следите?» — «Велено», — сказал высокий старик в синем халате. «Ведь вы нам помешать не можете». — «Велено, что
делать! Мы и сами желали бы, чтоб это скорее изменилось», — прибавил он.
Я не знаю, с чем сравнить у нас бамбук, относительно пользы, какую он приносит там, где родится. Каких услуг не оказывает он человеку! чего не
делают из него или им! Разве береза наша может, и то куда не вполне, стать с ним рядом. Нельзя перечесть, как и где употребляют его. Из него строят заборы, плетни, стены домов,
лодки,
делают множество посуды, разные мелочи, зонтики, вееры, трости и проч.; им бьют по пяткам; наконец его едят в варенье, вроде инбирного, которое
делают из молодых веток.
Лодки эти превосходны в морском отношении: на них одна длинная мачта с длинным парусом. Борты
лодки, при боковом ветре, идут наравне с линией воды, и нос зарывается в волнах, но
лодка держится, как утка; китаец лежит и беззаботно смотрит вокруг. На этих больших
лодках рыбаки выходят в море,
делая значительные переходы. От Шанхая они ходят в Ниппо, с товарами и пассажирами, а это составляет, кажется, сто сорок морских миль, то есть около двухсот пятидесяти верст.
А нечего
делать японцам против кораблей: у них, кроме
лодок, ничего нет. У этих
лодок, как и у китайских джонок, паруса из циновок, очень мало из холста, да еще открытая корма: оттого они и ходят только у берегов. Кемпфер говорит, что в его время сиогун запретил строить суда иначе, чтоб они не ездили в чужие земли. «Нечего, дескать, им там
делать».
Часов в пять, перед захождением солнца, мухаммедане стали тут же, на
лодках,
делать омовение и творить намаз.
Так и
сделал. «Диана» явилась туда — и японцы действительно струсили, но, к сожалению, это средство не повело к желаемым результатам. Они стали просить удалиться, и все берега свои заставили рядами
лодок, так что сквозь них надо было пробиваться силою, а к этому средству адмирал не имел полномочия прибегать.
Что с ними
делать? Им велят удалиться, они отойдут на
лодках от фрегата, станут в некотором расстоянии; и только мы отвалим, гребцы затянут свою песню «Оссильян! оссильян!» и начнут стараться перегнать нас.
Воскресенье: началось, по обыкновению, обедней, потом приезжали переводчики сказать, что исполнят наше желание и отведут
лодки дальше, но только просили, чтоб мы сами этого не
делали.
Японские
лодки непременно хотели пристать все вместе с нашими: можете себе представить, что из этого вышло. Одна
лодка становилась поперек другой, и все стеснились так, что если б им поручили не пустить нас на берег, то они лучше бы
сделать не могли того, как
сделали теперь, чтоб пустить.
Вчера и сегодня, 20-го и 21-го, мы шли верстах в двух от Корейского полуострова; в 36˚ ‹северной› широты. На юте
делали опись ему, а смотреть нечего: все пустынные берега, кое-где покрытые скудной травой и деревьями. Видны изредка деревни: там такие же хижины и так же жмутся в тесную кучу, как на Гамильтоне. Кое-где по берегу бродят жители. На море много
лодок, должно быть рыбацкие.
Японцы приезжали от губернатора сказать, что он не может совсем снять
лодок в проходе; это вчера, а сегодня, то есть 29-го, объявили, что губернатор желал бы совсем закрыть проезд посредине, а открыть с боков, у берега, отведя по одной
лодке. Адмирал приказал сказать, что если это
сделают, так он велит своим шлюпкам отвести насильно
лодки, которые осмелятся заставить собою средний проход к корвету. Переводчики, увидев, что с ними не шутят, тотчас убрались и чаю не пили.
17-го утром мы распрощались с рекой Нахтоху и тронулись в обратный путь, к староверам. Уходя, я еще раз посмотрел на море с надеждой, не покажется ли где-нибудь
лодка Хей-ба-тоу. Но море было пустынно. Ветер дул с материка, и потому у берега было тихо, но вдали ходили большие волны. Я махнул рукой и подал сигнал к выступлению. Тоскливо было возвращаться назад, но больше ничего не оставалось
делать. Обратный путь наш прошел без всяких приключений.
Вечером я
сделал распоряжение: на следующий день Хей-ба-тоу с
лодкой должен был перейти на реку Хатоху и там опять ждать нас, а мы пойдем вверх по реке Холонку до Сихотэ-Алиня и затем по реке Нахтоху спустимся обратно к морю.
Надо было идти дальше, но как-то не хотелось: спутники мои устали, а китайцы были так гостеприимны. Я решил продневать у них еще одни сутки — и хорошо
сделал. Вечером в этот день с моря прибежал молодой удэгеец и сообщил радостную весть: Хей-ба-тоу с
лодкой возвратился назад и все имущество наше цело. Мои спутники кричали «ура» и радостно пожимали друг другу руки. И действительно, было чему радоваться; я сам был готов пуститься в пляс.
От реки Бабкова берег
делает небольшой изгиб. Чтобы сократить путь, мы поднялись по одному из притоков реки Каменной, перевалили через горный кряж, который здесь достигает высоты 430 м, и вышли на реку Холонку, невдалеке от ее устья, где застали Хей-ба-тоу с
лодкой. За штиль ночью ветер, казалось, хотел наверстать потерянное и дул теперь особенно сильно; анемометр показывал 215.
Горбатый таза объяснил нам, что сам он
лодок делать не умеет и для этого нарочно пригласил своего племянника с реки Такемы.
Обыкновенно к
лодке мы всегда подходили весело, как будто к дому, но теперь Нахтоху была нам так же чужда, так же пустынна, как и всякая другая речка. Было жалко и Хей-ба-тоу, этого славного моряка, быть может теперь уже погибшего. Мы шли молча; у всех была одна и та же мысль: что
делать? Стрелки понимали серьезность положения, из которого теперь я должен был их вывести. Наконец появился просвет; лес сразу кончился, показалось море.
Иногда заросли травы были так густы, что
лодка не могла пройти сквозь них, и мы вынуждены были
делать большие обходы.
При отсутствии
лодок сделать это было нелегко.
Купеческая барка прошла в виду, мы ей кричали, просили прислать
лодку; бурлаки слышали и проплыли, не
сделав ничего.
В эту минуту во всей его фигуре было что-то твердое и сурово спокойное. Он, очевидно, знал, что ему
делать, и шел среди смятенных кучек, гимназистов, как большой корабль среди маленьких
лодок. Отвечая на поклоны, он говорил только...
Беглые большею частью пробираются к северу, к узкому месту пролива, что между мысами Погоби и Лазарева, или несколько севернее: здесь безлюдье, легко укрыться от кордона и можно достать у гиляков
лодку или самим
сделать плот и переправиться на ту сторону, а если уже зима, то при хорошей погоде для перехода достаточно двух часов.
Мне не удавалось много стрелять их; это хлопотно, потому что они всегда сидят на середине пруда и надобно к ним подъезжать на
лодке, чего я никогда не
делал, да и птица того не стоит.
Я умышленно
сделал веселое лицо и, сняв фуражку, замахал ею. Этот маневр достиг цели. Мои спутники стали грести энергичнее.
Лодка пошла быстрее. Теперь уже чудовища не было видно. Слышно было только, как волны с грохотом разбивались о берег. Сюркум молча выдерживал их удары. Волны с бешенством отступали назад, чтобы собраться с силами и снова броситься в атаку. Ветер вторил им зловещим воем.
Она
сделала попытку спрыгнуть в нашу
лодку, но промахнулась и попала в воду.
Затеяли большую рыбную ловлю неводом; достали невод, кажется, у башкирцев, а также еще несколько
лодок; две из них побольше связали вместе, покрыли поперек досками, приколотили доски гвоздями и таким образом
сделали маленький паром с лавочкой, на которой могли сидеть дамы.
Один из гребцов соскочил в воду, подвел
лодку за носовую веревку к пристани и крепко привязал к причалу; другой гребец
сделал то же с кормою, и мы все преспокойно вышли на пристань.
Слава богу, что он
сделал нам это предложение, потому что ветер, утихнув на несколько минут, разыгрался пуще прежнего, и пуще прежнего закипела Волга, и сами перевозчики сказали, что «оно конечно, доставить можно, да будет маленько страховито;
лодка станет нырять, и, пожалуй, господа напугаются».
На обратном пути они еще более настреляли дичи. Собака по росе удивительно чутко шла, и на каждом почти шагу она
делала стойку. Живин до того стрелял, что у него глаза даже налились кровью от внимательного гляденья вдаль. Проехав снова по озеру на
лодке, они у города предположили разойтись.
— Нет, подождите… мы
сделаем вот что. — Назанский с трудом переворотился набок и поднялся на локте. — Достаньте там, из шкафчика… вы знаете… Нет, не надо яблока… Там есть мятные лепешки. Спасибо, родной. Мы вот что
сделаем… фу, какая гадость!.. Повезите меня куда-нибудь на воздух — здесь омерзительно, и я здесь боюсь… Постоянно такие страшные галлюцинации. Поедем, покатаемся на
лодке и поговорим. Хотите?
Боясь
сделать усилие, чтобы вырваться из губящих нас условий только потому, что будущее не вполне известно нам, мы похожи на пассажиров тонущего корабля, которые бы, боясь сесть в
лодку, перевозящую их на берег, забились бы в каюту и не хотели бы выходить из нее; или на тех овец, которые от страха огня, охватившего двор, жмутся под сарай и не выходят в открытые ворота.
— Здесь, — говорил Синкрайт, — то есть когда вы уже сели в
лодку, Бутлер схватил Геза за плечи и стал трясти, говоря: «Опомнитесь! Еще не поздно. Верните его!» Гез стал как бы отходить. Он еще ничего не говорил, но уже стал слушать. Может быть, он это и
сделал бы, если бы его крепче прижать. Но тут явилась дама, — вы знаете…
Все вышли на палубу. Я попрощался с командой, отдельно поговорил с агентом, который
сделал вид, что моя рука случайно очутилась в его быстро понимающих пальцах, и спустился к
лодке, где Биче и Ботвель ждали меня. Мы направились в город. Ботвель рассказал, что, как он узнал сейчас, «Бегущую по волнам» предположено оставить в Гель-Гью до распоряжения Брауна, которого известили по телеграфу обо всех происшествиях.
Пока она это
делала, я видел тонкую руку и железный переплет фонаря, оживающий внутри ярким огнем. Тени, колеблясь, перебежали к
лодке. Тогда Фрези Грант захлопнула крышку фонаря, поставила его между нами и сбросила покрывало. Я никогда не забуду ее — такой, как видел теперь.
— Хотя один глаз, но я первая вас увидела, — сказала Дэзи. — Я увидела
лодку и вас. Это меня так поразило, что показалось, будто
лодка висит в воздухе. Там есть холодный чай, — прибавила она, вставая. — Я пойду и
сделаю, как вы научили. Дать вам еще бутылку?
Хор мыслей пролетел и утих. Прошло некоторое время, в течение которого я сознавал, что
делаю и где нахожусь; затем такое сознание стало появляться отрывками. Иногда я старался понять, вспомнить — с кем и когда сидела в
лодке молодая женщина в кружевном платье.
Державин утверждал, что около конторских магазинов, внутри города, должно было
сделать укрепления, перевезти туда казну,
лодки на Волге сжечь, по берегу расставить батареи и идти навстречу Пугачеву.
— Ладно, так!.. Ну, Ванюшка, беги теперь в избу, неси огонь! — крикнул Глеб, укрепив на носу большой
лодки козу — род грубой железной жаровни, и положив в козу несколько кусков смолы. — Невод свое дело
сделал: сослужил службу! — продолжал он, осматривая конец остроги — железной заостренной стрелы, которой накалывают рыбу, подплывающую на огонь. — Надо теперь с лучом поездить… Что-то он пошлет? Сдается по всему, плошать не с чего: ночь тиха — лучше и требовать нельзя!
Последние слова сына, голос, каким были они произнесены, вырвали из отцовского сердца последнюю надежду и окончательно его сломили. Он закрыл руками лицо,
сделал безнадежный жест и безотрадным взглядом окинул Оку,
лодки, наконец, дом и площадку. Взгляд его остановился на жене… Первая мысль старушки, после того как прошел страх, была отыскать Ванюшу, который не пришел к завтраку.
— Смотри же, ни полсловечка; смекай да послушивай, а лишнего не болтай… Узнаю, худо будет!.. Эге-ге! — промолвил он,
делая несколько шагов к ближнему углу избы, из-за которого сверкнули вдруг первые лучи солнца. — Вот уж и солнышко! Что ж они, в самом деле, долго проклажаются? Ступай, буди их. А я пойду покуда до берега: на
лодки погляжу… Что ж ты стала? — спросил Глеб, видя, что жена не трогалась с места и переминалась с ноги на ногу.
Машины Хлынову
делает, флаки красит, фонтаны в саду проводит, цветные фонари клеит; лебедя ему
сделал на
лодке на косу, совсем как живой; часы над конюшней на башне поставил с музыкой.
И он, с тяжелым усилием,
делает вид, что хочет приподняться. Иванко мгновенно кидается в
лодку и хватает весла.
Лодка вздрагивает, приподнимается,
делает какое-то судорожное движение и опять беспомощно ложится по-прежнему.
«
Лодку бросает назад, — думал он, —
делает она два шага вперед и шаг назад, но гребцы упрямы, машут неутомимо веслами и не боятся высоких волн.
Берег в этом месте представлял каменистый спуск, с домами и зеленью наверху. У воды стояли опрокинутые
лодки, сушились сети. Здесь же бродило несколько человек, босиком, в соломенных шляпах. Стоило взглянуть на их бледные заросшие лица, чтобы немедленно замкнуться в себе. Оставив свои занятия, они стали на некотором от нас расстоянии, наблюдая, что мы такое и что
делаем, и тихо говоря между собой. Их пустые, прищуренные глаза выражали явную неприязнь.
Тогда мы остановились. Дюрок повернул к группе оборванцев и, положив руки в карманы, стал молча смотреть. Казалось, его взгляд разогнал сборище. Похохотав между собой, люди эти вернулись к своим сетям и
лодкам,
делая вид, что более нас не замечают. Мы поднялись и вошли в пустую узкую улицу.
Я кричал ему, как ставить
лодку, и он, сразу понимая меня,
делал всё так быстро, как будто родился моряком.